Это было тоскливое, щемящее чувство, как будто в груди собрался кислый комок страха. Передо мной была девушка. Катерина, моя давняя клиентка, с которой я договорился заранее, и которую неплохо знал. Ее я ожидал на встречу, но женщина, сидевшая сейчас напротив была решительно на нее не похожа. Нет, портретное сходство угадывалось… Но волосы, когда-то выбивавшиеся игривыми прядками, сейчас были затянуты в тугой пучок. Их насыщенный медный цвет потускнел, как будто подернулся пылью. Лицо заострилось, нос начал напоминать маленький крючок, а рот превратился в тонкую щелочку.

--"Я к вам вот по какому вопросу…"-- заговорила Катерина, сухим чуть надтреснутым голосом… Паутинка морщинок легла на высокий лоб, из-под аккуратно нарисованных бровей на меня смотрели усталые серые глаза. Серые! Тех озорных зеленых искр больше в них не было. И когда я понял это, что -то подступило к горлу и я кашлянул.

-- "Я вас внимательно слушаю" -- кивнул я.

-- "Вы знаете, я стала в последнее время очень неуклюжей. Все время забываю про какие-то мелочи" -- Катерина опустила глаза и продолжила, -- "А ведь они могут быть очень важными".

--"Важные мелочи?" -- спросил я -- "А что это может быть?"

--"Ну… например, я очень громко стучу." -- она вздохнула.

--"Гм, вы громко стучите. У вас ремонт?" -- уточнил я.

-- "О нет, что вы. Просто я могу неловко подвинуть стул. Или слишком громко разговариваю по телефону. А ведь это может побеспокоить того, кто рядом." -- Катерина говорила очень тихо. На ее коленях стояла сумочка, и при этих словах она начала все больше прижимать ее к себе.

-- "А о ком идет тогда речь? Кого вы беспокоите?" -- проговорил я.

-- "А разве это так важно? По-моему, гораздо важнее сам факт такого поведения. Разве он не говорит о некотором отклонении?" -- Катерина нахмурилась и в ее голосе появились металлические нотки.

-- "Помните, я вам рассказывала, что еще ребенком я очень обидела свою маму. Мы играли с подружкой, и я начала ржать так, что все сбежались. А у мамы сорвался важный звонок? Помните?" -- она еще больше повысила голос.

-- "А теперь это вновь началось! Я делаю странные вещи. Громко стучу, громко разговариваю и очень мешаю людям! Вы можете мне помочь?!" -- Катерина почти кричала. Ее руки, державшие сумочку, вцепились в ручки. А кожа на косточках пальцев побелела.

--"Подождите. Вы сейчас действительно громко говорите" -- начал я, но она меня тут же перебила -- "Ой извините, я опять, это так неловко…"

--"Катерина, а вы сейчас перед кем себя виноватой чувствуете?" -- сказал я и внимательно посмотрел на нее.

--"Перед ним… Перед мужем" -- девушка закрыла лицо руками, но я успел заметить слезы в ее глазах.

--"Вы чувствуете себя виноватой перед мужем, потому что громко разговариваете и передвигаете мебель?"-- уточнил я.

--"Да! А еще я… Я…" -- Катерина осеклась, и всхлипывая, вновь уткнувшись в ладони. Я подал ей салфетки.

--"Катерина, все хорошо. Мы с вами во всем разберемся. Теперь медленно выдыхайте… Хорошо. Теперь глубокий вдох. Так… И выдох" -- я улыбнулся и поймал смущенную улыбку в ответ.

--"Хорошо. Вы хотели сказать что-то еще." -- продолжил я.

--"Да только вы не подумайте. Мой муж очень хороший и достойный человек" - она вся подобралась и темп ее речи ускорился. -- "Мы после свадьбы были очень счастливы вместе. Без ума друг от друга. Просто он очень сильно устает на работе. Знаете, он работает на рынке недвижимости, а там очень напряженная ситуация. И ему просто нужен полноценный отдых. А я… Я иногда мешаю. Поэтому, пожалуйста помогите мне лучше себя контролировать."

--"Вам нужно помочь лучше себя контролировать?"-- повторил я -- "Скажите, а это его слова?"

--"Да. Но я тоже так считаю, мне лишний контроль совсем не повредит" -- кивнула девушка.

--"Хорошо, я вас понял. Давайте, к теме контроля вернемся чуть позже, а сейчас вы хотели мне рассказать о чем-то еще. Или это так сложно?"

--"Да…" -- сказала она и поджала губы.

Я кивнул.

--"Мне неприятно об этом говорить. Это полностью моя вина. Но раз уж начала…" -- она остановилась и задумалась.

--"Катерина, я здесь не для того, чтобы судить вас или кого-то еще. Нам нужно понять причину проблемы, с которой вы столкнулись и найти пути ее решения. Согласны?" -- сказал я.

--"Я очень люблю гулять по берегу. Мы живем недалеко от моря. Как-то раз, когда муж уехал, я задержалась на пляже и набрела на танцплощадку. Там почти никого не было, но несколько пар танцевали. И один молодой человек пригласил меня на танец. А мы с мужем... Ну понимаете он очень много работает, и мне иногда не хватает…" -- девушка потупилась, а потом продолжила -- "А в тот же день вечером он запаковал мои чемоданы. Я ничего не могла понять -- он молчал. Но почти перед тем, как он начал меня выпроваживать из дома, я догадалась в чем дело. И как-то смогла объясниться и попросить прощения."

-- "И что он?" - спросил я.

-- "Он меня молча выслушал и ушел к себе. А на утро позвал завтракать. Как обычно. Он любит по утрам готовить."

-- "И вы никак не объяснились?" - удивился я.

-- "Не знаю. Я начала вновь просить прощения, но только рукой махнул - мол я все преувеличиваю. Вообще он мне говорит, что я чрезмерно чувствительная." -- она выдохнула. Потом посмотрела на меня уставшими серыми глазами и спросила --"Скажите, что мне делать. Я очень боюсь его потерять. Из-за своей неуклюжести. Я проверяю каждое свое действие, слово. Но все равно этого недостаточно. Что мне делать?"

Катерина застыла. Ее лицо только казалось спокойным. Тонкие губы выдавали напряжение, а в глазах чувствовалась тревога. Она больше всего напоминала человека, который идет по болоту в тумане. Когда любой неверный шаг может оказаться последним.

Я вздохнул и поднялся.

--"Будете чаю?"-- спросил я.

Она кивнула.

Катерина держала чашку обеими руками и задумчиво разглядывала вазочку с конфетами. Потом как-то по-детски шмыгнула носом и подняла на меня глаза.

--"Помните мы говорили о сумасшествии? Вы рассказывали о своем чувстве, когда ваш муж сделал вид что, не заметил вашего признания в любви и все списал на недомогание?"

Катерина кивнула.

--"Помните, что вы тогда сказали?"

--"Я сказала, что буду отстаивать себя и свои чувства." -- сказала она тихим голосом. Ее руки чуть дрожали.

--"Вы говорите, что вините себя в неуклюжести, боитесь сделать шуметь и обвиняете себя в том, что танцевали с незнакомцем… Как вы думаете получается ли у вас сейчас отстаивать себя?" - проговорил я, забрав из ее руки чашку и подав салфетку.

--"Нет… не получается" -- Катерина вытерла глаза и вновь вздохнула.

--"Катерина, вы знаете, мне кажется вы совершаете ошибку, которую делают очень многие люди, и я в том числе."

--"Да?" -- она посмотрела мне в глаза.

--"Мы забываем о строении нашей психики. Ведь далеко не все подвластно нашей воле. Разуму.  Есть бессознательное, которое живет по своим законам.  Например, что вы слышали о вторичной выгоде?"

--"Ничего."  -- она помотала головой.

--"Это защитный механизм. В любой проблеме наша психика пытается найти позитивные черты. Ведь так проще к ней приспособиться. Это некоторые выгоды, о которых вы раньше не предполагали. Но пока они есть, очень тяжело измениться, начать действовать по-другому. Понимаете? "

Катерина всхлипнула и кивнула.

--"Как думаете, что может быть выгодного в таких отношениях с мужем? Ведь ваша любовь к нему никак не запрещает вам отстаивать себя?"

--"Да… Я думаю. Наверно это обыденность. Стабильность что- ли. Спокойствие. Мне важно, что у меня есть свой собственный дом. Я не забочусь о заработке. Мне не нужно ходить на работу. Это свобода." -- ответила она задумчиво.

--"Вам нравиться такая жизнь? "

--"Наверное…, все-таки нет. Я иногда чувствую себя бесполезной. Я думала, что буду писать книгу, но нет. Вокруг как будто пустота."

-- "Вы получили стабильность. У вас много свободного времени, и вы вольны делать что угодно. Но вы говорите о пустоте и бесполезности.  Что будет если вы откажитесь от такой стабильности и свободы? " -- спросил я.

-- "Тогда я выйду на работу. И мне точно будет чем заняться. Да, пустота уйдет." - ответила она.

-- "Это лучше?" - спросил я.

Она кивнула.

-- "Вы еще сказали о спокойствии. В чем его выгода?" - продолжил я.

--"Муж всегда говорит, что покой в доме — это высший дар" -- усмехнулась Катерина -- "я не знаю, для меня это как мед, в котором я не могу ничем пошевелить."

-- "Что будет если вы откажитесь от этой выгоды?"

Катерина поджала губы.

--"Вы знаете, мне сейчас страшно…"

--"Что вызывает страх?"

--"Когда я думаю о том, что смогу нарушить этот покой, у меня такое ощущение, будто чья-то рука сдавливает горло. Я задыхаюсь в этой комнате…" -- ее голос дрогнул.

--"В этой комнате вы задыхаетесь одна?"-- уточнил я

--"Да, меня заперли!"

--"А кто так делал раньше?" -- спросил я

--"Мама, она всегда отводила меня в пустую комнату, если я начинала капризничать." -- Катерина заплакала, и я дал ей еще салфеток.

--"Скажите, что вы чувствовали одна в этой комнате?"

--"Одиночество… И как будто я никому не нужна. Как будто я лишняя. Я задыхаюсь от этого."

Я встал и подошел к двери.

--"Катерина, смотрите, вот ключи, дверь не заперта. И здесь в этой комнате мы с вами вместе, вдвоем."

--"Спасибо" — она вытерла глаза.

--"Когда, ваш муж, говорит, что вы шумная, стыдит вас за танцы. Что вы чувствуете? "

--"Я злюсь. И задыхаюсь" — выдохнула Катерина.

-- "Что вы хотите сделать на самом деле?"

--"Я хочу высказать ему все что думаю, о нем и о его спокойствии" - выпалила Катерина. Пучок ее волос чуть ослаб и один локон повис над виском. На него упал свет и мне показалось, что он стал рыжее чем остальные.

--"Да! Точно. Но вы одна в пустой комнате. Что вам нужно чтобы сказать ему все что вы думаете и отстоять себя?"

--"Нужно выйти из комнаты" — ответила Катерина.

--"Хорошо. Катерина, представьте себе девочку, которую бросили одну в темной пустой комнате. Что вы чувствуете к ней?"

-- "Мне ее очень жаль"

--"Что вы ей хотите сказать?"

--"Что я ее никогда не оставлю. Что я всегда буду рядом." - всхлипнула Катерина.

--"Вы нужны ей, правда?" -- спросил я.

--"Да".

--"Катерина, если вы вдруг вновь окажитесь одна в темной комнате, вы вспомните об этой девочке, и о том, что вы очень -очень нужны ей?"

Она кивнула.

--"Вы сможете выйти из темной комнаты вместе, и высказать все что думаете?"

--"Да, спасибо" - Катерина улыбнулась.

* * *

Уже когда Катерина подошла к вешалке с ее пальто и начала одеваться, я спросил о том вела ли она когда -нибудь дневник. Она сказала, что это было одно из ее любимых увлечений, но только она боялась, что тетрадь попадется на глаза родителям. Я попросил ее возобновить это занятие и тщательно записывать все чувства и мысли, которые приходят между нашими встречами. Особенно чувства.

* * *

Спустя несколько дней в кабинет осторожно постучали. Я оторвался от своих записей в некотором недоумении -- до следующего клиента еще оставалось время, и я работал над статьей. Упрямые строчки никак не хотели собираться в стройный текст, и я помогал им чашкой горячего шоколада с легкой ноткой перца.

В двери обозначился молодой человек, долговязую фигуру которого венчала форменная фуражка.

-- "Я курьер. Пожалуйста вот здесь распишитесь о получении" - он протянул небольшую дощечку, на которой зажимом был закреплен бланк с множеством запутанных граф.

Получив бумагу, он церемонно поклонился, оставив меня наедине с объемным бумажным пакетом.

Оставаясь в полном недоумении, я извлек бутылку армянского коньяка и небольшую красную коробку конфет, перехваченную желтой лентой.

За ленточку была закреплена визитка, на которой витиеватым шрифтом были отпечатаны координаты владельца какого-то строительного холдинга. На ее обратной стороне была приписка "С благодарностью за успешное окончание нашей работы. Катерина".

Настоящее овсяное печенье, если его с душой и знанием испечь, бывает поразительно вкусным. Чуть пряный вкус, с ощущением песочного теста и тающими на языке хлопьями. А внезапная нежность сладкого изюма и огонь цукатов дополняли это восхитительный букет. Оторваться было невозможно, и поэтому сворачивая с оживленного проспекта на бульвар, я просто зажал печенье в зубах, двумя руками накручивая руль уже немолодого внедорожника.

Печенье было огромным, и поэтому, когда, закончив маневр, я встретился глазами со стражем правопорядка, то уже не стал удивляться выражению его лица. И именно в этот момент, когда я, не выпуская руль и печенье, попытался изобразить для полицейского вежливую улыбку, запиликал телефон.

— «Доброго дня» — раздался знакомый хриплый голос. Зажимая телефон плечом, я заметил в зеркальце заднего вида властный взмах полосатого жезла, явно в мою сторону.

— «Здравствуйте, извините, сейчас не очень удобно. Давайте я перезвоню вам через пятнадцать минут» — ответил я, выискивая, где здесь можно более-менее удачно припарковать машину.

— «Нет вы должны меня выслушать! Это срочно. Она меня бросила!» — голос кричал в ухо, в то время как человек в форме неспешно помахивая фаллическим символом абсолютной власти, приближался к моей машине.

— «Погодите, вы тот молодой человек, что дружили с Катериной? Вас Михаил зовут?» — спросил я, передавая инспектору пачку документов.

— «Да, это я. Но, это была не она!» — мой собеседник явно хотел развить эту тему, между тем как полицейский с большим интересом принялся рассматривать, как я управляюсь с мобильником.

— «Это уже другая девушка?»

— «Да и она меня бросила! Это опять повторяется. Она сегодня уезжает, и я не знаю, что мне делать, вы можете помочь?» — хрипел голос в трубке, пока я искал ближайшее окно в расписании.

— «Вы сможете подойти на следующей неделе?» — говорил, я в то время, как страж закона покончил с моими документами и с немалым любопытством уставился на меня.

— «Я могу по скайпу прямо сейчас!» — прокричал Михаил.

— «Молодой человек, боюсь, что прямо сейчас меня арестуют за неуважение к властям, и тогда наша встреча уже не состоится» — заметил я, наблюдая ехидную улыбку на лице инспектора. — «Но она уедет!»

— «Доктор дело говорит» — бас полицейского напоминал гул колокола.

— «Кто это?» — Михаил опешил.

— «Ох. Это полиция. Михаил, поверьте мы во всем разберемся и все поправим. Или вы считаете, что от нашего разговора прямо сейчас, она сразу изменит свои планы?».

— «Я не знаю… Да, наверно, вы правы… А вас действительно сейчас арестуют?» — спросил Михаил.

— «Все непременно!» — ответом ему был малиновый звон. Страж закона светился довольной улыбкой.

* * *

Ровно в положенное время в дверь кабинета постучались, и в проеме двери появилась долговязая фигура в потертых джинсах. Голова скрывалась в глубоком капюшоне серой толстовки.

— «Добрый день. Михаил?»

— «Здравствуйте. Да это я.» — парень сел на кушетку напротив меня.

— «Ну вот, будем знакомы. Вы не могли бы снять капюшон?» — улыбнулся я.

Михаил чуть подался вперед, склонив голову так, что я мог видеть только край его подбородка. Затем, рука молодого человека медленно поднялась к краю его головного убора и застыла. Несколько томительных секунд мне казалось, что он просто встанет и выйдет из кабинета, но парень резко сдернул капюшон толстовки.

Передо мной оказалась горбоносое лицо, с венчиком черных, всклокоченных волос, пятнами проступающей бородки и острым пронзительным взглядом серых глаз.

— «Мне показалась, или это действительно было непросто?» — спросил я.

— «Не показалось» — тонкие губы собеседника скривились. — «Скажите, а почему вы так не любите работать в онлайн?»

— «Гм. Это действительно сложный для меня вопрос. Да, формально, основная работа не требует физического присутствия. Но ведь мы передаем свои мысли не только голосом. Очень много важных вещей рассказывается телом. Один из моих коллег, телесный терапевт, говорил, что некоторые его встречи проходят молча. Без слов. И они не менее эффективны чем разговор.»

Михаил нахмурился и покачал головой.

— «Знаете, я сейчас вспомнил одну историю. У меня есть приятель, хороший автомеханик. Как-то мы поехали на рыбалку, и моя машина забарахлила. Он вызвался помочь. Сколько же было ‘добрых’ слов им сказано, когда я предложил ему свой инструмент. Наверно каждый из нас просто привыкает к своему способу работы» — продолжил я.

Молодой человек вздохнул.

— «Так что привело вас ко мне? Можете сформулировать?» — спросил я, наблюдая как меняется лицо моего визави.

— «Женщины.» — Михаил отвернул голову, но я заметил, как его губы горестно скривились, а крючковатый нос, казалось стал еще острее. — «Я их не понимаю. Моя девушка просто не пришла на встречу и сказала, что больше не хочет меня видеть».

— «И все?»

— «Да. Всё!» — парень упорно смотрел в сторону.

— «Вы отворачивайтесь от меня... Что вы сейчас чувствуете?» — спросил я.

— «А это, что, какое-то имеет значение?!» — Михаил ответил, резко, почти кричал.

— «Конечно имеет» — я посмотрел ему в глаза — «Каждое мельчайшее наше чувство, эмоция все это имеет огромное значение»

— «Михаил, смотрите» — продолжил я, — «вы предпочитаете общаться через компьютер, ходите в глубоком капюшоне, и резко реагируете, если речь заходит о чувствах. Как думаете это может отразиться на ваших отношениях с девушками?»

Он кивнул.

— «Михаил здесь, в этом кабинете, вы можете быть абсолютно уверены, что ваше мнение, ваши чувства очень важны для меня. В них успех нашей работы. Пожалуйста, разрешите себе чувствовать то, что происходит на самом деле» — сказал я, наблюдая как черты лица Михаила разглаживаются.

— «Она сказала мне, что я застенчивый. Что не просто застенчивый, а другой, странный, какой-то» — Михаил вздохнул и продолжил. — «Я вспылил, и мы расстались».

— «А так бывало раньше? С другими девушками?» — спросил я.

— «Да…» — он задумался — «Меня просто бесит, когда начинают говорить, что я какой-то не такой как все!»

— «То есть вы — «белая ворона»» — спросил я.

— «Это так.» — Михаил поджал губы.

— «А когда вы впервые узнали, что вы не такой как все?»

— «Так было всегда. Мама всегда говорила, что я лезу не в свое дело и что со мной очень трудно. И что я ничего не добьюсь в жизни, потому что я застенчивая рохля»

— «А вы как на это реагировали?»

— «А мне все равно что она там о себе думает!» — Михаил стиснул зубы и под висками заходили желваки.

— «Вы сердитесь» — медленно проговорил я — «Можете вспомнить, когда вы также сердились на свою мать?»

— «Да… Я пришел домой и увидел ее с новым хахалем. Они целовались! Я вспылил, и он выгнал меня из дому» — выдохнул Михаил.

— «И что вы тогда сделали?»

— «Разбил стекло в подъезде…» — плечи парня дернулись — «Ведь ей все равно, а я так больше не могу!»

— «Конечно, так вообще не возможно. Ведь вы с мамой — семья. И ваш голос очень важен для нее» — я поднялся и поставил перед Михаилом два стула — «Представьте, что перед вами ваша мама. Она готова выслушать вас. Все что вы хотите ей сказать».

Михаил пересел и начал молча буравить взглядом пустой стул напротив.

— «Говорите, она ждет вас»

Некоторое время молодой человек сидел молча, потом что -то забормотал… И наконец хрипя выдавил из себя — «Почему ты меня бросаешь, мама. Ведь я твой сын. Почему ты всегда отгораживалась от меня? Ты всегда говорила мне что я маленький, и не пониманию многих вещей. Я теперь вырос, почему ты гонишь меня?».

—«Хорошо. Пересядьте на стул напротив» — попросил я и Михаил пересел. — «Теперь вы на месте вашей мамы. Ваш сын говорит, что вы отгораживаетесь, бросаете его. Что вы можете ответить?»

— «Это нет так!» — Михаил будто вытянулся вверх, плечи ушли назад, а спина стала совершенно вертикальной.

— «Совсем не так. Я люблю тебя. Ты мой сын. Я всегда старалась уберечь тебя от всего дурного, что происходило с нами. Отец, он, недавно ушел от нас. Погиб. Ты знаешь, я любила его…» — Михаил говорил высоким срывающимся голосом, а на последней фразе сорвался в слезы. Я передал ему коробку с салфетками.

— «Я искала и ищу человека, который смог бы заменить тебе отца, Миша. И это сложно и долго. Очень долго. Люди разные, и я очень хотела уберечь тебя от всего этого. И не говорила ничего. Прости меня!» — парень уткнулся в салфетки.

— «Возвращайтесь на свой стул. Ваша мама просит у вас прощения. Что вы ответите?» — продолжил я, пока он пересаживался.

— «Теперь я понимаю…Прости меня мама! Я, я не верил тебе…» — Михаил поднял на меня мокрые глаза и спросил — «Я хотел бы обнять ее сейчас».

Я подошел, и мы обнялись.

— «Миша, ты можешь всегда прямо сказать, что думаешь и ты всегда будешь услышан. Ты можешь не скрываться если сердишься. Любовь сильней вражды…» — проговорил я.

— «Спасибо!» — Михаил вернулся на кушетку. — «Мне стало легче. Я попробую по-другому вести себя с девушками. И да, я кажется, понял, почему вы не любите онлайн». — он улыбнулся.

— «А с девушками, теперь получиться. Хотя, знаете…» — продолжил он и вдруг прервался — «Та моя бывшая, Катерина, мне кажется она ушла не из-за меня».

— «А что произошло?» — спросил я.

— «А вот не знаю. Я разговаривал с ее подругой — так она со всеми рассталась. У них была тусовка, девичник. Катя всегда на нем была заправилой. А теперь ее там давно не видели… Знаете, а ведь ее даже на курсах не видели. Один раз появилась вроде как с синяком под глазом. А потом вообще пропала. Подружка говорит, что она и телефон не берет. Может уехала куда?»

* * *

Собака выла за окном тоненько, то поскуливая, то неслышно потявкивая, как будто боялась, что за громкий лай ее хозяин накажет.

«Не кормят ее что ли» — подумал я, теребя запечатанную пачку овсяного печенья с изюмом. На душе было муторно — плач собаки как-то, сильно резонировал с тревожными мыслями о клиентке. Катерина. Она была такая счастливая. Она помирилась со своим женихом, сыграла свадьбу. Все должно быть нормально. Но толи слова Михаила, задели что-то в глубине души, толи собачий плач, но там внутри разгорался жаркий комок, который тяжело давил на сердце и лез вверх к горлу.

Я наконец сорвал упаковку и отшвырнул ее — в нос ударил тяжелый запах прогорклого масла. Печенье рассыпалось по столу, а я задумался.

Деталь! Во всей этой истории с Катериной я упускаю какую-то важную деталь. Которая лежит у меня перед носом, как это испорченное печенье в такой нарядной упаковке.

— «Доктор, а можно сойти с ума от счастья?» — казалось огромные глаза были способны поглотить весь мир. Я чувствовал, как проваливаюсь в эту зеленую бездну и понимал, что она бесконечна.

— «Ведь правда, это невозможно?» – я услышал звук ее голоса и вновь оказался в кресле перед Катериной.

— «Ну в этом мире возможно все, но не всегда» — я улыбнулся и продолжил, — «Расскажите, что Вас натолкнуло на такие мысли»

—«Понимаете, мне кажется…» — Катерина, вдруг осекалась и чуть нахмурившись выпалила — «Я замуж выхожу!»

— «Вам кажется, что Вы выходите замуж?» — я усомнился.

— «В смысле?»— сказала Катерина и морщинки у ее губ ненадолго стали чуть жёстче. И она улыбнулась.

— «Конечно, Вы не знаете»— ее черты разгладились, и она протянула мне руку с изящным кольцом. Тонкий ободок металла был увенчан блистающим камнем в крошечной ажурной розетке. —«Я помолвлена!».

— «О! Очень красивое кольцо! Я Вас от души поздравляю!» — я был искренне рад за Катерину.

— «Какие чувства Вы сейчас испытываете?»

— «Радость конечно! И…» — Катерина продолжила хмуриться.

— «И? Мне показалось, что Вы сердитесь. Вас что-то тревожит?»

— «Вы знаете…»— она промедлила — «Да, именно тревожит»

— «Можете рассказать?»

— «Вы знаете. Это так необычно…»— она прикоснулась рукой к волосам. — «У меня ощущение будто я схожу с ума».

— «Почему?»— удивился я.

— «Вы помните в прошлый раз я рассказывала, что мы расстались»— спросила она.

—«Да, вы говорили, что после вашего признания, молодой человек прервал путешествие и купил Вам билеты домой» — вспомнил я.

— «Да я помню, что была очень расстроена и думала, что наш роман завершен» — Катерина наматывала локон рыжих волос на кончик длинного пальца.

— «Вы представляете, он вернулся. И как вернулся!» — она покачала головой — «Еще до поездки, мы начали вместе ходить в один спортивный зал» — она чуть улыбнулась — «Так вот, после того как вернулась, я в этом зале не была ни разу».

—«И вот вчера, валяюсь я в кровати, голова полная разных мыслей, и вдруг звонок в дверь. Открываю — он! Вручает мне огромный букет цветов, спокойно проходит в квартиру и ставит чайник!» —Катерина подняла бровь — «Я в шоке! А он устраивается в кресле и спокойным голосом спрашивает, что мол случилось, и почему я не пришла как обычно в спортивный зал!».

— «И что вы почувствовали после этого» — я задумался.

— «Говорю же я была в шоке. Оказывается никто меня не бросал, я все себе придумала. Просто у меня оказалась аллергия на солнце, я плохо себя почувствовала и решила вернуться домой чуть раньше!» — выпалила Катерина. И вновь острый ноготь был увит рыжей прядкой.

— «Это его версия событий?».

— «Да… А может быть так, что я действительно все сама придумала? У меня было небольшое покраснение и даже сыпь» — Катерина подняла на меня глаза, и в глубине зеленой бездны, шевельнулось нечто тяжелое, вязкое…

— «Я сошла с ума?» — тонкий палец, с намотанной на него прядкой остановился и с силой потянул волосы вниз.

— «Вы думаете это так легко? Сойти с ума?» — удивился я — «Вам просто высказали некоторую версию событий. Вы ведь помните, как все было на самом деле?»

— «Да, помню»

— «И я хорошо помню нашу предыдущую встречу» — улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ и положила руки на колени.

— «Катерина, но вы так и не ответили на мой вопрос. Что, вы почувствовали, когда Ваш молодой человек сказал, что причиной отъезда было легкое недомогание, а про Ваше признание даже не упомянул …»

Катерина нахмурилась, закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Затем отвернув лицо в сторону закусила нижнею губу.

—«Я испугалась. Вдруг, я действительно сошла с ума? А потом, рассердилась! Ведь получается так будто мои чувства ничего не значат. Я же призналась ему в любви, а он так и не ответил на мне!» — она вспыхнула и теперь смотрела на меня с вызовом.

— «Ваш гнев говорит мне, что вам не безразлично то, что вы действительно чувствуете. И важно, чтобы другой человек ценил это.» — ответил я.

Она кивнула.

— «А о чем был Ваш страх? Вы только боялись сойти с ума или было еще что-то? Мне показалось что в какой-то момент вы были готовы согласиться с его мнением. Почему?»

—«Может из-за того, что я боюсь остаться одна?» — она посмотрела на меня и вскинула голову — «Но я люблю его!»

— «А что страшного в одиночестве?»

— «Вы знаете, моя мама всегда говорила, что хуже нет испытания, чем одиночество. Наверное, она права. Я рассказывала, что мои родители разошлись?» — спросила она — «Мама тяжело переживала развод. Ей очень было важно чтобы кто-то был всегда рядом» — Катерина вновь нахмурилась и отвернулась, покусывая губу.

— «Возможно, что этот страх одиночества, который Вы сейчас испытываете, на самом деле связан с переживаниями Вашей мамы, которые очень важны для Вас?»

— «Да это так, я всегда очень боялась за нее» — Катерина кивнула.

— «Катерина, расскажите, а что Вы обычно делаете, когда остаетесь одна?»

— «Когда остаюсь одна?» — Катерина опустила глаза и вздохнула — «Есть одна привычка. Я люблю кататься на роликах. Забываешь обо всем …» — и она улыбнулась краешками губ.

— «Ваша мама не одобрила бы такую привычку?»

Катерина ссутулилась еще ниже и отрицательно покачала головой.

— «Так вы боитесь остаться одна? Или может вы боитесь одной сделать нечто, что потом сами не одобрите?»

— «Да это так» — Катерина выпрямилась.

— «А что нужно, для того чтобы больше доверять себе?» —я улыбнулся.

— «Наверно чаще кататься» — она улыбнулась в ответ.

— «Катерина, вы рассказывали о тех ощущениях, когда Ваш молодой человек «не заметил» Ваших чувств и все свел к недомоганию. Как думаете, что лучше испытывать одиночество или продолжить погружение в страх сумасшествия?»

— «Уж одиночество точно лучше» — ответила Катерина и ее плечи расслабились — «Но я же люблю его! Я не хочу с ним расставаться.»

— «Нужно именно расставаться? Или у Вас есть еще идеи как можно отстоять себя, свои чувства?»

— «Спасибо… Я подумаю. Скажите, а почему он так поступил со мной? Сначала отправил домой, а потом пришел с цветами и сделал вид будто ничего не было?»

— «Я не могу судить, не зная его…» — сказал я и добавил — «Как думаете, если например, человек боится собственных чувств, как он отнесется к чувствам другого? И не будет ли потом ему стыдно за свой страх?»

—«Спасибо» —она радостно улыбнулась.

* * *

—«Нет, нет, не отказывайтесь!» — Катерина появилась в дверях с большой коробкой в руках. — «Даже и не думайте! Это мама пекла сама!»

Она шуршала длинным бежевым платьем, хлопоча над блюдцами и чашками. Потом настал черед огромного белого торта, который был разрезан на аккуратные кусочки.

Я устроился в глубоком кресле, слушая веселое щебетание о том, как прошла свадьба, сколько было народу и какого народу! Как потом все поехали на венчание, и как торжественно выглядел священник и как смешно смотрелась на женихе корона.

— «Попробуйте!» — Катерина протянула мне ажурное блюдце с высоким куском торта.

Он был восхитителен! Глубокий аромат сладкого сыра, пропитанный тонкими коньячными нотками в многочисленных воздушных шоколадных коржах. В душе родилась мягкая волна и ее крылья распространились по всему телу.

Я наслаждался феерией сладкого и терпкого, когда на самой глубине блаженства я почувствовал крохотный, острый, беспокоящий огонек. Казалось его здесь, в роскошном десерте, никак не должно было быть. Но он был, исчезающий, дергающий, мешающий все ощущения вкус красного перца…

Катерина грызла ноготь. Кожа на ее руках покрылась белым налетом, а кончики тонких пальцев пылали трещинками.

— «Скажите, я была неправа, да?» — Зеленые глаза смотрели на меня виновато и с вызовом, как у ребенка, который набедокурил, но готов отстаивать свое достоинство до последнего.

— «Катерина, согласитесь, что прежде, чем себя во всем винить, нужно разобраться что же произошло на самом деле» — предложил я.

Она кивнула, и прядка рыжих волос упала ей на плечо.

— «Мы поссорились. Вернее, я с ним рассорилась» — проговорила Катерина и начала наматывать волосы на указательный палец.

Я кивнул. —«Продолжайте».

—«У нас все было совершенно чудесно. Море. Он прекрасный яхтсмен, мы побывали по всему побережью Адриатики. Море было незабываемым… » — Катерина вздохнула.

— «И что произошло?» — спросил я.

— «Вы знаете, мне было так хорошо… И я… Я ему призналась…» — Катерина отвернулась в сторону, приложив кулачок к губам.

— «И что он ответил?»

— «Он засмеялся и сказал, что свежий воздух сильно пьянит» — ее голос чуть дрогнул.

— «Катерина, я понимаю, как тяжело, когда в ответ на самые искренние чувства, мы сразу не находим взаимность. Пожалуйста, расскажите, что произошло дальше» — попросил я.

— «Он стал очень холоден. Почти перестал разговаривать со мной. Я просила его объяснить, что случилось, но он только удивленно смотрел на меня.» — в ее голосе слышались слезы.

— «И?» — я подал Катерине коробку с салфетками.

— «Он меня высадил. Купил билет и отправил домой, как только мы пристали в берегу.» — Катерина закрыла лицо руками — «Это я во всем виновата! Зачем… Зачем я ему сказала!».

Я встал, и налил воды. Катерина приняла чашку, и всхлипывая пила маленькими глоточками холодную воду. Ее взгляд застыл, казалось, она покинула кабинет, полностью окунувшись в свои чувства.

— «Катерина, как вы сейчас?» — спросил я.

— «Спасибо, мне уже лучше» — она привела себя в порядок и вернула мне чашку.

— «Скажите, а почему вы подумали, что вина за разрыв лежит на Вас?» — я внимательно посмотрел на Катерину.

— «Ну если бы я не призналась, то все было бы как раньше…» — ответила она.

— «Внешне да. Но ведь внутри Вас были сильные чувства, которые Вы очень хотели доверить близкому Вам человеку. Смогли бы Вы также свободно продолжать себя чувствовать?»— продолжил я.

— «Вряд ли.» — задумалась Катерина.

— «Вы говорили, что он — человек умный и очень наблюдательный. Как скоро он заметил бы что Вас что -то беспокоит? И как быстро бы выяснил причину этого беспокойства? Как считаете?» — я поставил чашку на стол.

— «Вы правы. Очень быстро. Я в общем и призналась, потому что видела, что он о чем-то таком догадывается» — вздохнула Катерина.

— «Получается Ваше признание было неизбежным. Тогда в чем же Ваша вина?» — спросил я.

— «В самих чувствах? Но как это тогда возможно?» — Катерина напряженно смотрела на меня, накручивая прядку волос на палец.

— «Я тоже себе этого не представляю» — я пожал плечами. — «А Вас, когда ни будь обвиняли в излишней чувствительности?»

— «Я не помню… Если только в детстве…» — она отпустила волосы и поднесла палец ко рту. — «Мама всегда расстраивалась если я что то делала громко … Был такой случай. Ко мне пришла подружка и мы стали играть в кукольную свадьбу. Я играла за мальчика, а она за девочку».— Катерина задумалась.

Я кивнул головой.

— «И тут, представляете, в тот момент, когда я начала признаваться в любви, моя кукла упала под стол! И мы просто сложились от смеха» — Катерина хихикнула.

— «И тут, прибежала мама и наорала на меня. Я тогда сильно испугалась.»— на смену улыбки на ее лице, проступили жесткие морщинки — «А потом она позвала меня к себе и серьезно наказала за громкий смех и «ржание». Оказалось, что из-за наших криков у нее сорвался какой -то важный звонок с работы. Я чувствовала себя очень виноватой.»

— «Как вы сейчас думаете, Ваша мама, могла организовать свою работу так чтобы Вы ей не мешали?»

— «… Ну да. Она вообще всегда работала на кухне и потом, мама, когда было что-то важное, уходила с телефоном в коридор — у нас была радио-трубка. Я помню, еще тогда удивилась как мы могли ей помешать…»

— «А возможно такое, что мама уже была чем-то расстроена, а вы просто подвернулись «под горячую руку»?» — спросил я.

Катерина кивнула, поджав губы.

— «Катерина, вы чувствуете сейчас вину за ваше признание на яхте?» — я налил воду и взял чашку в руки.

— «Не… Нет» — она смотрела будто вглубь себя.

— «А что чувствуете?»

— «Ничего, какая-то тяжелая давящая пустота внутри…» — она взяла у меня чашку и сделала глоток.

— «А вы можете мне нарисовать эту пустоту?» — я достал из стола бумагу и рассыпал перед ней упаковку карандашей. Она кивнула.

Катерина внимательно оглядела карандаши, отобрала несколько цветов и поправила грифели небольшой точилкой.

Она рисовала очень медленно, тщательно нанося мелкую штриховку, иногда высовывая кончик языка. Наконец картина была готова.

Я вгляделся в изображение и ощутил легкий холодок в груди.

— «Итак, вы нарисовали то, что чувствуете сейчас. Вы обозначили это как ощущение пустоты. Что вы можете сейчас сказать о ней? Какие сейчас ощущения» — я положил картину перед Катериной.

— «Она мягкая… затягивающая… Как туман. И острая. Знаете, как будто идешь вслепую мимо заточенных гвоздей» — проговорила Катерина.

— «А вот эти острые гвозди, они какое чувство рождают? Вам страшно или больно?» — спросил я.

— «Страх… Может быть… Нет, все-таки не страх. Это злость. Это моя злость. Блин, он меня просто бесит!» — Катерина отшвырнула листок на пол и запустила руки в волосы.

— «Ваш парень?»

— «Да, какого … он ведет себя так со мной!» — она встала и заходила взад-вперед по кабинету.

— «Что вы сейчас думаете обо все этом?» — спросил я.

— «Да он просто посмеялся надо мной! Не понимаю, зачем ему это нужно. Но, похоже, мама была права…» — она остановилась и повернулась ко мне.

— «Спасибо, я кажется все поняла!»

* * *

Чай — это не просто вкусный напиток. Чай — это жидкие чувства. Иногда это воспоминание о прошедшем с оттенком легкой грусти, как цветочные нотки, или долгие размышления у потрескивающего камина, как вкус дикой груши.

Сейчас чай был насыщенный горький и пах дымом и туманом. Я рассматривал картину, оставленную Катериной. На белоснежном листе клубилась густая тень, она собиралась в неясные очертания, которые прорезали яркие вспышки.

Я отпил глоток и вслушался в себя. Где-то на уровне груди поднимался холодный колючий ком. Тень, что лежала передо мной более всего напоминала большую лохматую собаку, ощерившуюся в ночи.

Я отставил кружку с ароматным напитком. Эта собака играла некоторую роль во всей этой истории. И не просто как домашнее животное семьи Катерины.

— «Что же ты такое?» — задал я мысленный вопрос и внимательней вгляделся в рисунок. И среди серых карандашных вихрей мелькнули и исчезли алые угольки глаз.

Иногда о человеке можно сказать многое только по тому, как он входит в кабинет. Если дверь отлетает и стукается о вешалку, то жди продолжительных и напористых бесед, наполненных обвинениями, оправданиями, яростными слезами и бесконечной борьбой с ветряными и водяными мельницами.

А если дверь приоткрывается на маленькую щелочку и в нее осторожно просовывается аккуратный носик, увенчанный очками, то жди большой работы.

— «Александра,…» — я говорю тихим, спокойным голосом, но маленькая женщина, еще больше втягивает плечи и закутывается в тяжелую шаль.

— «Александра, дорогая, поверьте, я очень хочу Вам помочь» — я вздыхаю, — «Но я не представляю, как это сделать, когда вы молчите. Скажите, что Вы ожидаете от нашей встречи?».

Она выглядывает из-под своего серого шерстяного платка и тонким пальцем с обломанным ногтем поправляет на носу большие тяжелые очки.

—«Я… Не знаю.»— она смотрит на меня огромными глазами и неожиданно произносит — «Но я надеюсь, что Вы поможете мне во всем разобраться».

— «Итак, Вы опасаетесь увольнения.» — спрашиваю я, и Александра вновь кивает.

— «Что послужило основой для Ваших опасений?»

— «Я не знаю… Он тогда на меня так посмотрел… Вы не думайте, я хороший сотрудник. Просто мне тогда показалось, что это все может плохо кончиться…» — проговорила она и чуть улыбнулась. — «А можно мне чаю?»

— «Наверно его взгляд, выражал отношение к чему-то важному что произошло между вами?» — спросил я, подавая ей дымящуюся кружку ароматного черного чая.

— «Спасибо, и сахар», — она оглянулась и найдя вазочку с белыми кубиками сахара, положила себе несколько штук. После чего вновь нырнула вместе с кружкой в свою шаль и на некоторое время затихла. И когда я уже было собрался прервать томительную паузу, она внезапно продолжила.

— «Дело в том, что он мой директор. И я написала ему письмо… Вот оно.» — она протянула мне сложенный листок с печатным текстом.

Я взял листок в руки и попросил — «Пожалуйста, попробуйте, все рассказать своими словами. Мне очень важно, как именно вы воспринимаете эту ситуацию».

Она поправила очки, кивнула и вновь улыбнулась.

— «Я — юрист. И занимаюсь ведением всей документации нашей компании. И проект одного договора по покупке недвижимости показался мне очень странным» — она отпила еще чаю и немножко выбралась из-под своей шали.

— «Это сложный трехсторонний договор, … не важно. В общем там ошибка. Его нельзя подписывать. И я написала ему об этом. А этот документ очень важный… Он мне сам его передал. И сказал, что все нужно срочно подготовить» — она проговорила это тихим извиняющимся тоном.

— «И как это может быть связано с увольнением?» — спросил я.

— «С увольнением? Ну ведь я не сдала документ в срок…» — сказала она удивленно.

— «Он сообщил что недоволен Вами, сделал замечание?» — уточнил я.

— «О нет, что вы… Он совсем не такой человек! Он просто так посмотрел на меня. Я понимаю, я виновата. Вы знаете, я уже подготовила заявление, но прежде, чем идти в отдел кадров, решила спросить совета у Вас. Может есть еще шанс?» — она вновь поправила очки и посмотрела на меня так, будто вся ее дальнейшая жизнь зависела только от моего ответа.

— «Это очень хорошо, что Вам удалось преодолеть свой порыв, ведь шанс всегда есть!» — я улыбнулся, —«Скажите, а много вы знаете людей, готовых уволиться только потому, что их руководитель недовольно смотрит на них?». Я задал вопрос, а внутри чуть похолодело: готова ли клиентка к такой, пусть небольшой, но конфронтации?

Ее аккуратная голова, начала втягиваться в шаль, колени смыкаться. На мгновение мне показалась, что Александра сейчас спрячется под этим шерстяным панцирем целиком. Но она застыла на середине движения. На меня посмотрели огромные глаза, и указательный палец вновь поднял очки на изящный нос.

— «Вы думаете это все я сама решила?» — ее голос звучал тихо и удивленно.

— «Я думаю, что есть еще что-то помимо того письма и взгляда. Как Вы думаете?» — проговорил, я также медленно и тихо.

Александра некоторое время напряженно меня разглядывала, прищуривая один глаз и вдруг выбралась из - под своей шали.

Тонкая и гибкая, она привычно сутулилась, как будто невидимый груз продолжал лежать на ее острых плечах.

Я решил предложить ей рассказать о своем состоянии сейчас, но Александра обхватив узкий подборок длинными пальцами, жестом попросила меня подождать.

— «Вы натолкнули меня на мысль. Мой директор. Он очень похож на одного молодого человека. Это было довольно давно. Я была без ума от него. Конечно, это ничем хорошим не кончилось. Ни тогда, ни сейчас» — проговорила она.

— «А что тогда произошло?» — спросил я.

— «Мы сильно поспорили. Он был не прав, совершил ошибку. Я его отговаривала, но он остался на своем. Мы поругались, и я ушла» — она достала из сумочки платочек, край которого был отрезан фигурными ножницами и принялась протирать очки.

— «Вы сейчас тоже не сошлись во мнении со своим директором и тоже решили уйти…» — добавил я.

— «Да это очень на меня похоже. Я всегда ухожу, если чувствую, что назревает конфликт» — без очков Александра прикрывала глаза, смотря больше вглубь себя чем, во вне.

— «Можете рассказать, что чувствуете, когда это с вами происходит?» — я наклонился к ней.

— «Да, наверно… Я чувствую себя одной. Совсем никому не нужной. Это очень…» — она задумалась, перестав тереть стекла.

— «Это очень… Что вы сейчас ощущаете?» — поддержал я Александру.

— «Это страшно…» — она посмотрела на меня с удивлением и с некой поспешностью водрузила очки на место.

— «Мне было страшно…» — повторила она.

— «Вам становиться страшно и одиноко всякий раз, когда приходиться спорить с кем-то кто вам не безразличен?» — спросил я.

— «Да…» — подтвердила она, поправляя очки — «Мне и сейчас тревожно».

— «Скажите этот страх, беспокойство, которые вы сейчас чувствуете, когда вы его почувствовали в первый раз. Расскажите, как это было.» — попросил я.

Александра подобрала свою шаль, и начала медленно в нее заворачиваться. Потом сняла очки и аккуратно сложив их в чехол, положила в сумочку. И наконец, чуть прищурившись, внимательно посмотрела на меня.

Мне показалось, что передо мной девочка лет пяти - шести. Ее взгляд таил в себе удивление, обиду и какую-то совсем детскую надежду.

— «Я в детстве была довольно активным ребенком. Считала, что правда — это то, за что стоит всегда бороться. Иногда приходилось воевать с противниками. И приходить домой со следами этих столкновений». — она замолчала, вздохнула и продолжила.

— «Родители… Моя мама, была категорически против драк. Она считала, что это оскорбительно для чести семьи… Наказание всегда было одно, — меня запирали одну в комнате. Иногда надолго…» — Александра остановилась. На ее реснице повисла большая капля и я подал ей салфетку.

— «Вас не слушали и выгоняли всякий раз, когда с вами начинался конфликт. Это жутко. Так, будто вам приходилось выбирать между любовью близких людей и возможностью отстоять свое мнение?» — спросил я.

Она закрыла лицо узкими ладонями и кивнула.

— «Да, мама говорила, что ей не нужна такая дочь, которая спорит и дерется. Я навсегда запомнила это» — ответила мне Александра.

— «Что бы вы сейчас ответили бы своей маме, если бы вновь оказались в ситуации, когда надо отстоять себя?» — проговорил я.

Александра посмотрела на меня в упор. В ее взгляде читалась решимость.

— «Я бы сказала, что никому не позволю обращаться со мной так. И, что моя любовь к тебе, мама, не зависит от того согласна я с тобой или нет!» — в ее голосе зазвучали нотки стали, которые я услышал впервые.

* * *

Деликатный стук в дверь. Ровно три удара, я отвечаю, и дверь широко раскрывается. Александра, небрежно закидывает сумочку на кушетку, устраивает темно-красный плащ на вешалке и садится напротив. Ее плечи развернуты, а на шее, открытой чуть декольтированным платьем, играет искрами черная брошь.

— «Вы знаете, а он пригласил меня в ресторан. Он действительно очень умный и галантный человек» — начинает она, изящно подняв тонкую бровь.

— «Ваш директор?»

— «Михаил? Уже нет. Мне предложили «ведущего» в большом холдинге, и я уволилась из компании. Теперь он просто мой молодой человек.» — отвечает Александра и длинный палец поправляет узкие очки в тонкой оправе.

— «А чем кончилась, та история с договором?» — спросил я.

— «Мы отказались. Я убедила его. Оказывается, он уже сам сомневался. Там сложная ситуация с недвижимостью, возможно даже мошенники» — легкая улыбка скользнула по ее лицу.

Я улыбнулся в ответ.

— «Знаете, они даже приезжали к нам не переговоры. Ну те посредники. Парень с девушкой. Я сразу поняла, что с этими людьми никакого дела иметь нельзя.» — продолжила она.

— «Почему?»

— «Они странные. Девушка, как будто напугана чем-то, все время крутила в руках маленькую белую розу. А парень… О, он вежлив, и предупредителен. Но… Вы знаете, у него совершенно пустой взгляд, как будто замороженный какой-то» — ответила она.

Я задумался. Где-то в глубине скользнула странная мысль.

— «Скажите, а вы случайно не обратили внимание на ее руки» — спросил я, неожиданно для самого себя.

— «Да. Вы знаете, я люблю маникюр, но это сочетание… Черный атлас и стразы, меня как-то дернуло. И белая роза в таких руках, представляете?» — Александра вновь подняла бровь.

Я покачал головой.

— «У меня для Вас есть подарок. Только не отказывайтесь! Михаил, был в командировке, в Париже и привез замечательный шоколад с настоящим миндалем. Только попробуйте!» — и Александра протянула мне плитку, зажатую в тонких пальцах, увенчанных аккуратными бледно розовыми коготками.

Кофе с корицей — это моя недавняя находка. Если сварить кофе в турке, долго протомить его на медленном огне с сахаром, чтобы образовалась темная пенка, а затем бросить самую малость корицы… То к восхитительному аромату добиться еще одна пряная нотка и песня души станет громче.

Я откинулся в кресле назад с чашкой в руке. Передо мной высилась громада монитора, заваленная материалами для очередной статьи. Мой взгляд лениво блуждал по картине, больше напоминавшей лоскутное одеяло, пока не зацепил моргающую точку. Один из месенджеров информировал о свежем сообщении.

—«Привет».

Меня всегда интриговало подобное начало и раздражало одновременно. За таким «привет» мог скрываться человек, которому реально требуется помощь, но чаще просто тинейджерский разговор ни о чем… Чашка с дивным ароматом, настраивала на романтический лад и я ответил смайликом.

—«Вы психолог?». Я подтвердил.

—«Скажите у вас была девушка? Ее Катерина зовут. Мне ее мама ваши координаты дала» — строчки ползли по экрану вверх, вместе с моими бровями.

—«Я ее парень. Мне нужно знать, что она Вам про меня сказала!»

Я как-то неловко поставил кофе на стол и принялся составлять сообщение, призванное с не ранящей твердостью информировать о том, что такое конфиденциальность.

Месенджер сморгнул следующей строчкой:

«Я вам позвоню. У вас есть скайп?». Я стер нерожденное нравоучение и подтвердил. Все-таки живое общение — это всегда быстрей и понятней… Я запустил программу «СКАЙП» на компьютере и принялся настраивать веб-камеру, пристроившуюся на краю монитора. Света явно не хватало и пришлось поставить вторую лампу. Сложней всего было кадрировать свое изображение так, чтобы, оно хотя бы примерно соответствовало понятию «портрет». Микрофон удалось прицепить под воротник, и он не сильно бросался в глаза.

От этих манипуляций меня отвлекли трели смартфона. Аппарат уведомлял, что принимает видео вызов. Я дал подтверждение, пытаясь понять как же сигнал попадет в мой рабочий компьютер, пока не сообразил, что вызов идет вовсе не из мобильной версии «СКАЙП»а…

На экране телефона раскачивалось темное пятно, призванное обозначать лицо собеседника. Над его головой маячило пятно светильника, дающее длинные металлические отблески. Через секунду я сообразил, что это поручень вагона метро.

—«Здравствуйте! Вы меня слышите?» — голос шелестел металлом, но шума поезда почему-то слышно не было. Я поздоровался. В душе тлела надежда, что парень сам сообразит о правах клиента и ему не придется отказывать.

—« … бросила меня! Я не верю, это невозможно! Вы… помочь?!» — голос хрипел и запинался.

— «Чем же я могу помочь Вам?» — проговорил я, понимая, что на том конце «провода» дело набирает серьезный оборот.

— «слышу… Она сказала… любит… почему она ушла от меня?» — голос прерывался, всхлипывал, казалось, собеседник плачет…

— «Вы пытались поговорить с Катериной?» — я спросил, не зная, какая часть слов дойдет до моего собеседника. Темное пятно качалось над экраном и на какой-то момент из него показалось молодое лицо, деформированное объективом камеры. В глазах блестели слезы. Через экран пробежали помехи и человек вновь исчез.

—«Она не отвечает на звонки. …в чем я виноват?! Что не так?» — голос хрипел очень жалостно, а я, несколько теряясь от такого общения, пытался прикинуть свое расписание.

—«Может быть нам будет удобней встретиться?» — я старался говорить четко, медленно, понимая, что собеседник меня плохо слышит.

—«…Гад… Вы понимаете?»— помехи нарастали, и вдруг голос совершенно четко произнес:

—«Ее новый парень — выродок, он убьет ее», — и связь прервалась… Мессенджер сморгнул и напротив рожицы, обозначавшей моего абонента, появился значок «не в сети».

Отставив чашку, я взялся за телефон. Разговор с мамой Катерины был не долгим и вскоре номер моего незнакомца уже был у меня в записной книжке.

—«Что вам нужно?» — голос в телефонной трубке был сух.

—«Вы сказали серьезные вещи, я не мог не перезвонить» — я был обеспокоен и рад, что теперь слышу, как звучит голос моего собеседника без помех.

—«Да, извините. Я просто не в себе…» — голос парня дрогнул.

—«Это потеря. Я понимаю. У каждого из нас были свои потери» — сказал я и воспоминания тяжело коснулись моих плеч.

—«Нет! Это невозможно, я не верю, что она могла так поступить!» — его голос зазвенел.

—«Это так и будет. Вы не поверите, разозлитесь. Может даже кому-то достанется от Вас. А потом расплачетесь и все пройдет. Вы успокоитесь. Так только и бывает всегда и у всех» — проговорил я.

—«Да… Наверно вы правы» — парень вздохнул — «Но вы знаете, я его видел. Как она могла его выбрать?»

—«А что с ним не так?»— спросил я.

—«Я видел его. Издали. Он стоял у нее за спиной, когда мы прощались и смотрел. У него глаза были пустые, мертвые… И он на нее так смотрел…» — его голос почти шептал.

—«А вы давно знакомы с Катериной?» — у меня возникла одна мысль.

—«Мы уже год встречаемся»— ответил он.

—«И вы замечали странности?»

—«Иногда. Она вдруг становилась холодной, злой. Мне один раз показалось что ей нравиться кого-нибудь помучить…»— сказал парень задумчиво.

—«Гм, а вы уверены, что вообще хорошо ее знали? Она иногда чужая, ей нравятся ребята с мертвыми глазами. Может есть еще что-то?»— я развивал свою мысль.

—«Да… Она иногда исчезала, а когда возвращалась, то была совершенно чужой. А когда я начинал ее расспрашивать, она сильно злилась» — ответил он.

—«Боюсь Вы ее не очень хорошо знали» — я скорее утверждал, чем спрашивал.

—«Да. Вы правы…» — парень, казалось, успокаивается.

—«Как думаете, получились ли у вас отношения с незнакомой девушкой, которой нравятся люди с мертвыми глазами?» — спросил я

—«Вряд ли… » — парень медлил, а потом добавил — «Спасибо, мне легче».

Мы смогли нормально попрощаться, и я отключил телефон.

Я откинулся в кресле, сжимая чашку кофе в руках. У человека, который мне звонил было горе. Он потерял девушку, которую видимо очень полюбил. И теперь огонь этой неразделенной страсти жег его изнутри. Сбивчивый разговор из вагона метро, лицо неразличимое в потоке света, все это было пропитано каким-то самоуничижением и страхом. Я чувствовал ком в горле и холод, бегущий по позвоночнику. Будто я маленький зверек, ожидающий удара и пинка в любой момент.

Я передернул плечами. Видимо этот образ, этот страх и был одной из причин трагедии сердца моего собеседника.

«Выродок, он выродок» — его слова отдавались эхом в моих ушах. Что было странное в этих знаках судьбы. Сомневающаяся невеста, обеспокоенная мать, сходящий с ума бывший друг. Кто же ты, таинственный незнакомец с пустыми глазами? Где - то далеко за окном разлился тонкий и жалобный собачий плач.

«Таинственный незнакомец и его собака» —подумал я и опустил нос в чашку. Аромат кофе с нотками корцы пронесся через мой мир, успокаивая и унося с собой холод и страх.

— «Какое право Вы имели так поступить?» — ее рука схватила меня за рукав. Я шел по коридору к своему кабинету, когда эта пожилая дама преградила мне путь.

— «Здраствуйте» — улыбнулся я ей, и крепкая ладонь отпустила меня. — «Как же я поступил?»

— «Вы сводник! Вы уговорили мою дочь уехать с ним.» — взгляд женщины, казалось, сделает из моего лица решето.

— «Давайте зайдем в кабинет» — я открыл перед ней дверь.

Мне удалось смягчить сердце строгой бабушки, и она устроилась поудобней на кушетке и не отказалась от горячего чая. Она оказалась матерью моей давешней клиентки. Ее звали Софья. Она произнесла свое имя полностью строгим тоном и просила именно так ее называть.

Немного успокоившись, и потягивая чай Софья рассказала, что Катерина, так звали мою бывшую клиентку, пройдя курс терапии сильно изменилась. И, к сожалению, совсем перестала ее слушать. В какой -то момент она собрала вещи и уехала со своим «хахалем». Только ее и видели.

Слово «хахаль» Софья произносила чуть медленнее остальных, будто любовалась им.

— «Значит ваша дочь решилась начать самостоятельную жизнь. Она ведь уже взрослая?» — спросил я.

— «Уж конечно! Я в ее годы уже с ребенком сидела, а эта!... Вы же знаете нынешнее поколение?» — спросила меня Софья доверительно, и я кивнул.

— «Да я бы не беспокоилась, да только…» — она облизнула губы,—«да только есть у нее уже жених. Отличный парень, я сама ее с ним познакомила. Семья хорошая. Интеллигентная. Строгих правил. И рядышком ведь все живут!»

— «Это хорошо. Хороших правил нам иногда не достает. А чем этот ее «хахаль» так плох?» — стакан Софьи опустел, и я предложил еще чаю с печеньем, которое было с благодарностью принято.

— «Странный он…» — она нахмурилась и на минуту задумалась, а потом вдруг встрепенулась — «да и увез дочку черт знает куда. Говорила же есть у нее рядом жених!» — и вновь ее глаза уставились на меня обвинением — «А вы не отговорили! Ведь она вам сказала, что я против!».

— «Ну подумаете, как же я ее отговорю. Я ей чужой человек, а тут родная мать не смогла…» — я вздохнул, и Софья удрученно кивнула.

— «Вы вот сказали, что он странный. Знаете… И меня тоже, что то, зацепило по рассказам Катерины. А Вам что показалось в нем странного?» — я отставил чашку с чаем и внимательно посмотрел на Софью.

— «Странного» — Софья глубоко задумалась — «Он пустой»— она подняла на меня глаза полные удивления.

— «Он вам кажется пустым?» — спросил я.

— «Не знаю, как будто в нем не на что опереться…» — Софья глубоко задумалась и начала машинально разглаживать рукав своего платья.

— «Позвольте Вам помочь»— сказал я, и она кивнула. — «Вот вы сейчас, когда Вы думали, Вы водили рукой по рукаву платья. Вы что-то вспомнили? С чем у вас связан этот жест?»

— «О это старая история. Меня в три года укусила собака. Но это был хороший пес. Его держал в доме отец. Но так случилось. На руку наложили повязку, и она очень ныла и чесалась. Я до сих пор помню» — она грустно улыбнулась.

— «А что вы тогда подумали про отца?» — спросил я.

— «Я обиделась. Я ведь просто играла с псом и не знала, что он не любит, когда его треплют за уши. А отец не сказал об этом. Да еще и сильно отругал меня за то, что я подошла к собаке. И я обилась на отца, ведь он был всегда таким надежным» — она достала тонкий платок из сумочки и поднесла к лицу.

— «Так будто вы вдруг лишились опоры?» — уточнил я.

— «Да и сейчас тоже самое чувство, когда я думаю об этом парне» — она кивнула.

— «Вы боитесь потерять опору?» — спросил я.

— «Он увез Катерину…» — София задумалась — «Но нет. Я не думаю, что моя дочка меня оставит. Все-таки мы любим друг друга. Нет, это не о том.» — она покачала головой и продолжила: «Вы знаете, я его видела. Он мне чем-то напоминает моего отца…».

Я кивнул.

— «А не может быть так, что ваши чувства к отцу просто наложились на совершенно нового человека?» — я отпил чаю и внимательно посмотрев на Софию. —«А парень поведет себя иначе?»

— «Может и так…» — она улыбнулась и кивнула мне. — «Я подумаю»

Мы вежливо и чуть старомодно попрощались… Я закрыл за Софией дверь и подумал о том, как иногда интересно переплетаются судьбы. Человеческие и собачьи…

* * *

— «Вы знаете, а они возвращаются!» — я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Передо мной стояла София. На улице было уже довольно темно и видимо я не сразу разглядел ее небольшую фигуру.

— «Я рад» — я улыбнулся, поздоровался и был встречен ответным приветствием.

— «И жить они будут совсем не далеко. Все-таки моя дочка — умница!» — произнесла София с гордым видом.

—«София, я совершенно в этом не сомневался» — сказал я.

Она не преминула сделать мне замечание относительно ее имени и порывшись вытащила небольшую, аккуратную баночку с чем-то темным.

— «Вы знаете, мне после разговора с вами стало значительно лучше. Я даже выспалась» — София посмотрела на меня довольным взглядом. — «А это Вам! Не смейте отказываться. Потом расскажите, как Вам понравилось!» — И маленькая баночка оказалась в моих руках.

Это было варенье из черноплодной рябины с яблоками. Удивительно тонкий, очень терпкий и в чем-то очень строгий вкус. Я вспомнил Софию и вновь задумался о девушках и собаках.

У нее были белые перчатки из тонкого кружева, открывавшие кончики длинных пальцев с изящным маникюром. Клиентку звали Катерина и она пришла ко мне на консультацию впервые, по рекомендации подруги.

— «Вы знаете, мне Вас порекомендовали как человека, способного разрешить любую загадку» — Катерина резко откинулась на кушетке и скрестила руки на груди. Ее зеленые глаза буравили меня пронзительным взглядом из-под чуть загнутых вверх аккуратных бровей.

— «Я Вас внимательно слушаю».— я сел на стул напротив клиентки.

— «Я пришла к Вам только за небольшим советом. Я полагаю, что одной встречи будет вполне достаточно». — она принялась наматывать на палец прядку рыжих волос.

Я улыбнулся и кивнул головой.

— «У меня есть молодой человек, мы познакомились недавно и… он мне очень нужен». — ее лицо на миг озарилось легкой улыбкой — «Но он меня все время сердит!» — и брови вновь сошлись к переносице.

— «И как же это ему удается?» — спросил я.

— «Например, эти цветы. Он подарил мне вчера белые розы. Но он же видит: я не ношу белого! Как я же буду выглядеть с этими цветами? И так во всем. Вчера я пригласила его домой, и он отказался одевать тапочки! Он это специально делает? Вот Вы, как мужчина подскажите — это теперь так ухаживают?» —щеки Катерины чуть порозовели, от чего многочисленные веснушки вспыхнули только ярче.

— «У вас очень красивый маникюр, он говорит мне что передо мной тонко чувствующая
 натура» — я чуть подался вперед.

— «О, это моя собственная работа», — она протянула мне руку немного театральным жестом. Я улыбнулся, отдав должное ее длинным острым ногтям, покрытым иссини черным лаком с капельками светящихся стразов. Она оживилась и сбросив туфельки, устроилась с ногами на кушетке, задрапировав их волнами темного платья.

— «Давайте вспомним эту сцену с цветами. И сосредоточимся на тех ощущениях, которые у Вас возникали по ее ходу» — попросил я.

Катерина кивнула.

— «И так как это было?» — уточнил я.

— «Он ждал меня в метро, в центре станции. И когда я подошла, он протянул мне эти цветы».

— «И что вы почувствовали в тот момент?» — спросил я.

— «Я… не знаю» — казалось в этот момент, она еще глубже вдавилась в кушетку.

— «Представьте, что я это он», — я поднялся, и встал за стулом — «я подхожу к вам и вручаю цветы» — я сделал жест, как будто вручив ей невидимые цветы.

— «Страх?»— проговорила она одними губами. В какой-то момент ее лицо исказил испуг, и тут же брови сурово сошлись на переносице. — «Сядьте, вы меня пугаете!»

— «А сейчас вы сердитесь?» — удивился я.

— «Да я сержусь, потому что вы меня сердите», — Катерина недовольно покачала головой.

— «Вы всегда сердитесь, когда вам страшно? Можно сказать, что у Вы ссоритесь с вашим молодым человеком из страха, который вы испытывайте?» — спросил я

— «Возможно… Вы знаете, мне нужно это все обдумать» — она порывисто поднялась с кушетки и скупо попрощавшись, покинула кабинет.

* * *

Катерина пришла чуть позже назначенного времени. Тихий стук в дверь и шелест длинного белого платья. Ее огненные волосы были забраны в тяжелый пучок, пронизанный заколкой, стилизованной под клинок. На руках длинные тонкие перчатки до локтя. Взгляд зеленых глаз был настойчив.

— «Я все обдумала. Мне кажется, что со мной что -то не так. Вы можете помочь?» — она устроилась на краю кушетки, выпрямив спину.

— «А как вы считаете в чем должна заключаться моя помощь?» — спросил я

— «Я хочу, чтобы вы мне показали, как найти причину этого страха». — она проговорила медленно, склонив голову, будто сама вслушивалась в свои слова.

Я кивнул, мне понравился ее ответ, ведь очень часто клиенты надеются, что психолог сможет волшебным образом решить их проблему за них самих. Увы психика работает так, что специалист может лишь отражать чувства и мысли другого человека, показывать несоответствия и наводить на неожиданные открытия. Работу над своими убеждениями проделать можно только самому.

— «Расскажите о себе» — попросил я.

Родители Катерины были вполне обеспеченные люди. Отец еще при советской власти руководил крупным предприятием, потом смог наладить на нем бизнес, возглавив совет директоров. Мама всегда была рядом, вначале воспитателем в ее детском саду, затем перешла в месте с дочерью в школу, на какую-то не очень обременительную должность. Как только произошла перестройка, уволилась и прочно обосновалась дома, как жена, мать и домоуправительница.

— «Мама у меня совершенно особенная. Она добрая, настойчивая и очень заботливая. Иногда даже слишком. Я до седьмого класса школы никогда не оставалась одна, всегда только с ней. Все уроки всегда вместе. Я даже на свидания с мальчишками ходила с мамой… Иногда мне казалось, что меня самой нет, я как будто какая-то мамина часть. Это очень пугало.» — она грустно улыбнулась

К сожалению, брак родителей не был безоблачным. Мама была очень требовательной и скрупулезной особой, и отец часто пропадал в длительных командировках. Однажды она что-то заподозрила и был крупный скандал: досталось всем, даже нашей собаке.

— «А у вас была собака?» — поинтересовался я

— «И есть. Папа взял Герберта, когда мы переехали в свой дом. Это немецкая овчарка, он очень хороший и умный пес. Правда, теперь уже старый» — ответила Катерина.

А тогда пес бы молод и отреагировал на ссору очень нервно.

— «Он рычал на маму. Было очень страшно, я попыталась его успокоить, и стало совсем плохо…», — на мгновение ее лицо исказилось от боли и ужаса, а потом она достала из сумочки платок с монограммой и прижала его к лицу.

Герберт ранил ее в ногу. Это даже не был укус, просто рваная рана, но крови было много и была скорая и больница.

— «Это было очень страшно. Папа был вынужден забрать собаку из дома почти на полгода. Потом мы мирились» — Катерина улыбнулась сквозь слезы. — «Но я так и не смогла, до конца преодолеть свой страх перед собакой».

Родители в итоге разошлись. Папа купил маме квартиру в городе, а сам остался в доме.

— «Я живу с мамой. Но, иногда, когда мама начинает меня кормить как маленькую, я сбегаю к отцу» — она вздохнула.

— «А почему не остаетесь жить с папой? Ведь у него большой дом» — я удивился.

— «Папа… Вы не подумайте он очень хороший человек» — Катерина улыбнулась и тень смущения и грусти легла на ее лицо.

Ее отец, управленец, сам сын морского офицера привык к безоговорочному подчинению, и предпочитал жесткие решения. Слабость, трусость, слезы — встречал глубоким презрением.

— «Был случай, я как -то забыла во дворе дома свою любимую куклу. Кажется, меня позвала мама. А там был Герберт. И когда я вернулась кукла была уже в зубах у собаки. Я помню, что пыталась отнять ее, но пес зарычал и я от страха заплакала. Отец мне сказал, что если я — нюня, то куклы больше не увижу. А если настоящий человек, то смогу заставить Герберта вернуть ее мне»

— «И вам это удалось» — спросил я

— «Да, я тогда очень рассердилась, и Герберт меня послушался. Кажется он даже испугался». — улыбнулась Катерина.

— «Это очень интересная история. Прав ли я буду, если скажу, что теперь всякий раз, когда вам страшно, вы скорее злитесь, чем плачете». — сказал я

Она задумалась, играя своим локоном.

— «Пожалуй, вы правы. Да, у меня на работе есть начальник, который меня все время пугает, и мы с ним часто ссоримся. Но, как это может быть связано с моим молодым человеком?». — спросила она.

Они познакомились полгода назад, во время итальянской поездки. Он успешный бизнесмен, инвестор.

— «У него бизнес кажется в недвижимости» — Катерина улыбнулась, он всегда говорит — «мои дела управляют собой сами». И свое богатство, и время молодой человек посвящал только одной страсти — путешествиям. За свою недолгую в общем жизнь парень объездил почти весь материк. Небольшой дом на побережье, океанский катер, джип, и огромный фотоаппарат это был смысл его жизни.

— «А теперь к этому списку присоединилась, и я» —ее глаза вспыхнули зеленым светом. — «Мама была против нашего союза, но я настояла, я умею!», — Катерина улыбнулась и морщинки уголков тонких губ подтвердили мне ее правоту.

А еще он оказался очень заботливым и предупредительным. Она не знала, что такое неудобство, рядом с ним. Любое желание предвосхищалось. Всегда, когда она его видела, ее встречал восторженный, полный обожания взгляд.

— «Иногда мне кажется, что я растворяюсь в этих влюбленных глазах, становлюсь его частью…» — она, на секунду поджала губы и тут же нахмурила тонкие брови. — «Меня это злит…»

— «Вы растворяетесь в его глазах так же, как становились маминой частью?» — спросил я

— «Да…»

— «Это пугает быть частью чего-то?»

— «Да… очень. О боже!» — Катерина вздрогнула и начала теребить свои длинные локоны.

— «Что случилось?» — я подался вперед

— «Я все поняла! Я злюсь на него, потому что боюсь, что наши отношения поглотят меня и мы также поссоримся как я с мамой! О боже.»

* * *

Торт был очаровательны. Во-первых, он был большой, а во-вторых, очень вкусный. Клубника со сливками.

— «Вы не представляете как мне помогли, ведь мы чуть не рассорились» — на меня смотрели абсолютно счастливые глаза. Рукава клетчатой рубашки Катерины были закатаны до плеч, обнажая ее мраморную кожу. На безымянном пальце сияло кольцо с прозрачным камнем, бросавшим радужные отблески на длинные пальцы.

— «Вы представляете, оказывается у него есть собака! Его лучший друг, Джек.» — она улыбнулась

— «Немецкая овчарка?» — уточнил я

— «Нет кавказская. Но он совсем не страшный и мы уже подружились!» — ответила Катерина

— «Здорово!» — я улыбнулся.

— «И мы уезжаем! Он говорит, что это будет настоящее кругосветное путешествие!» — она предупредительно положила мне еще один огромный кусок торта. — «И я совершенно счастлива.»

И она открыто, широко улыбнулась.